неожиданно она произнесла:
— Знаешь, давай так. Ты перестаешь маяться и начнешь уже делать то, что поможет.
— Я так и сделаю, солнышко. Доработаю до аванса и подам заявление по собственному. Сил нет болтаться в опустевшем ателье. Там все друг от друга шарахаются. Нам поставили начальника до того боязливого, что наверное и магазин прикроет от греха подальше. Так и буду сидеть на голом окладе в девяносто рублей. Да, — я махнул рукой, — как будто в этом дело.
— Вот именно. Уйти проще всего. Но ты же не такой. Ты сперва хотя бы выясни, от кого деньги.
Я долго смотрел на нее. Потом чуть слышно произнес.
— Думаешь, это возможно? Сама посуди, прокуратура всего Союза ищет, а я вот вдруг…
— Они других ищут. А ты, ты найди. И тогда решим, что будем делать дальше, — Ольга взглянула на меня так, что я не посмел отвечать. Молча кивнул.
Глава 7
Я все же ушел. Вышло довольно удачно, меня пригласил знакомый — из числа прежних наших постоянных заказчиков — в свой кооператив по пошиву. Я ведь неплохая швея-мотористка, собственно, с тряпками и вышиванием занимался еще, кажется, с самого детства, преизрядно этим волнуя родителей. Потом, когда отец ушел, вернее, мы с ним разошлись и больше не видимся, это стало исключительно моей идеей фикс, никого больше не трогающей. Да и кого трогать, особо близких отношений у меня ни с кем не получалось. Разве что с Олей — да и то самое последнее время. До того все мои попытки сталкивались с ее странной, мне непонятной холодностью. Может тоже, как и родители, не понимала, с чего я вожусь с лекалами и выкройками. Ну уж очень не мужская это работа. Если не брать в пример Зайцева, то даже подозрительная и иопахивает соответствующей статьей нашего любознательного УК. Только потом, притеревшись, убедилась, что я нормален по мужской части, что, верно, ее успокоило и… вот странно, почему же того не заметили родители? Ну да что теперь рассуждать. С отцом, я верно, вряд ли увижусь в этой жизни. Уж больно хорошо он со мной разошелся.
В новом кооперативе, со странным названием «Дружок» я занялся нет, не детской одеждой, хотя такой отдел имелся, но вполне солидной верхней мужской. Знакомый предложил на выбор майки-рубашки или ветровки-куртки, я согласился, занявшись последним. Вооружившись лекалами и лейблами фирмы «Кранч», принялся за дело.
Странно, что никто на новом месте не смотрел на меня косо, — в свете шуршания бумаг прокуратуры и ОБХСС по нашему ателье. Допрашивали всех и помногу, вот только ко мне заходили всего пару-тройку раз, уже когда перебрался на новое место работы, но и это обстоятельство никого не смутило, не удивило, кажется, вовсе. Знакомый изрек просто:
— Мы тут все милостью генсека ходим. Так что надо ковать, пока Горбачев, — видимо, изобретенная им шутка, которую он спешил демонстрировать всякому, покуда не устарела.
В чем-то он был прав. Всякие вольности в стране нашей случались исключительно когда у государства не оставалось денег, а у народа — терпения. Вот и в этот раз, доходы от нефти резко упали из-за многократного ее удешевления, а поскольку мы все еще продолжали воевать в Афганистане и биться в холодной войне с блоком НАТО, неудивительно, что в бюджете образовалась дыра, а на полках стали регулярно пропадать самые привычные продукты. Вот как пример — в самый разгар посевной с заправок исчез бензин. Даже девяносто второй, самый дорогой, и тот мерили чайными ложками, что говорить о солярке — она полностью ушла в страду.
А я в дела. Причем так сильно, что не сразу вспомнил о предложении Ольги, тогда лишь, как против главбуха нашего ателье завели сразу два дела — его еще не посадили, но будущность свою он зрел явственно. Хотя уже и нанял адвоката, хорошо известного в городе, в том числе, делами именно кооператоров, которых народная молва почему-то сразу приобщала к мошенникам.
Воспользовавшись случаем, переговорил с Ефимом. Собственно, я пытался сделать это и раньше, но все безуспешно, тогда бухгалтер стоял как скала на своем незнании. И только сейчас начал немного сдавать позиции. Видимо, не я один на него нажимал. А может, нажал так, что тот поневоле разговорился. Он ведь тоже оказался неравнодушен к шефу, как и я.
Впрочем, меж ними сложились куда более сложные отношения — близкие друзья, хотя один добился куда большего, нежели другой, и — сейчас уже трудно сказать, из жалости или из желания помочь, — пригласил на работу. Так что, в главбухе смешивались самые разные чувства в отношении друга-шефа, и разделять одно от другого он, кажется, не хотел.
Это со мной проще — для меня Артур в какой-то мере заменил отца, расплевавшегося со мной по окончании техникума. Именно тогда я покинул нашу однушку в центре города, которую семья занимала, кажется, сразу по окончании немецкой оккупации, а может, и до, некому сейчас ответить на эти вопросы — покинул, чтоб перебраться вот в эту коммуналку сперва с одним Михалычем, а когда сроки прошли — то и с Ольгой. К шефу я обращался по любому поводу и без, он, хотя и раздражительный и беспокойный, но частенько великодушный и понимающий, иногда помогал мне не только в работе. Впрочем, задушевные беседы были его коньком, он имел удивительную способность — слушать и слышать, а потом давать дельные советы.
Я отвечал взаимностью, я окрылялся, я… ну вот хотя бы логотип футбольного клуба «Асбест» разработал по его просьбе, вдохновившись даже не речью, а скорее, посылом. Придумал заодно и кричалку «Асбест — the best», которую мы тиражировали на майках, а болельщики скандировали на стадионе.
Почему-то именно об этом у нас с главбухом и зашел разговор поначалу. А уж потом сделав большой круг, вернулся к невыплаченному долгу.
— Честно, Артур со мной не разговаривал, когда искал деньги. Нет, раньше говорил, но в этот раз речь шла о такой сумме. Я не мог представить, чтоб он вообще ее отыскал.
— Какой именно сумме? — помявшись, главбух назвал: двести двадцать тысяч. Я присвистнул.
— Вот и я сделал так же. Конечно, спросил, откуда. В банк за таким не пойдешь, к приятелям, тем паче. Да, у Артура имелись очень солидные знакомые, но не факт, что дали бы. Такие уж, деньги считать умели, а в Артуровы авантюры не вкладывались. Консерваторы, что там.
— При чем тут консерваторы? — не понял я. Главбух пожал плечами:
— Не то, что в него не верили, нет, видели — парень перспективный молодой, ну что ему тридцать три скоро… было б. Такой
